одна из самых знаменитых и загадочных пьес ХХ века
Спектакль по одной из самых знаменитых и при этом самых загадочных пьес ХХ века — работа бесстрашная своей простотой (два актера и текст, фактически это всё) и при этом весьма небанальная.
Молодой режиссер, студентка выпускного курса мастерской Ю. М. Красовского (педагог по режиссуре — Анджей Бубень) Александра Певзнер продемонстрировала умение работать с артистами, внятно и умно разбирать текст и четко выстраивать действие.
Этого бы хватило для получения зачёта по мастерству, но Александра и её команда талантливы, им есть что сказать, поэтому получился хороший спектакль! Причём, судя по тому, как спектакль меняется от показа к показу (в мастерской РГИСИ и позже, на площадке «Узел»), у него есть перспектива стать ещё глубже и сильнее по воздействию.
Художник Светлана Тужикова предложила классное решение пространства: две скамейки, одна из которых — поднята на высоких ножках над полом, чтобы сесть на нее, надо подняться по боковым ступенькам (как пожарные лестницы в миниатюре).
Так скамья становится станком для игры, не переставая напоминать о реальной лавке, на которой встретились герои в нью-йоркском Центральном парке.
Спектакль по одной из самых знаменитых и при этом самых загадочных пьес ХХ века — работа бесстрашная своей простотой (два актера и текст, фактически это всё) и при этом весьма небанальная.
Молодой режиссер, студентка выпускного курса мастерской Ю. М. Красовского (педагог по режиссуре — Анджей Бубень) Александра Певзнер продемонстрировала умение работать с артистами, внятно и умно разбирать текст и четко выстраивать действие.
Этого бы хватило для получения зачёта по мастерству, но Александра и её команда талантливы, им есть что сказать, поэтому получился хороший спектакль! Причём, судя по тому, как спектакль меняется от показа к показу (в мастерской РГИСИ и позже, на площадке «Узел»), у него есть перспектива стать ещё глубже и сильнее по воздействию.
Художник Светлана Тужикова предложила классное решение пространства: две скамейки, одна из которых — поднята на высоких ножках над полом, чтобы сесть на нее, надо подняться по боковым ступенькам (как пожарные лестницы в миниатюре).
Так скамья становится станком для игры, не переставая напоминать о реальной лавке, на которой встретились герои в нью-йоркском Центральном парке.
Кричащая уличная эстетика Нью-йорка
актерский дуэт крепко держит внимание зрителей
Перемещения с планшета на «станок», спуски-подъемы, сближения-расхождения персонажей — вся эта динамика обнажает смысл меняющихся на протяжении часа отношений Джерри и Питера, предлагает зрителю всё новые и новые конфигурации взаимного расположения двоих, постоянно обновляя «картинку» (монотонности не возникает).
На задник проецируется видеографика: С. Тужикова очень уместно использовала картины Жана Мишеля Баскии, художника, чьи смелые граффити появились на улицах Нью-Йорка в начале 1980-х. Образы произведений Баскии (в дальнейшем он стал живописцем), тревожные и страстные, дисгармоничные, экспрессивные — как нельзя лучше передают ощущение потерянности мире, одиночества, страха и отчаяния.
Кричащая уличная эстетика внедряется в разговор двух незнакомцев, делая его изначально драматичным, исподволь заряжая беспокойством.
Перемещения с планшета на «станок», спуски-подъемы, сближения-расхождения персонажей — вся эта динамика обнажает смысл меняющихся на протяжении часа отношений Джерри и Питера, предлагает зрителю всё новые и новые конфигурации взаимного расположения двоих, постоянно обновляя «картинку» (монотонности не возникает).
На задник проецируется видеографика: С. Тужикова очень уместно использовала картины Жана Мишеля Баскии, художника, чьи смелые граффити появились на улицах Нью-Йорка в начале 1980-х. Образы произведений Баскии (в дальнейшем он стал живописцем), тревожные и страстные, дисгармоничные, экспрессивные — как нельзя лучше передают ощущение потерянности мире, одиночества, страха и отчаяния.
Кричащая уличная эстетика внедряется в разговор двух незнакомцев, делая его изначально драматичным, исподволь заряжая беспокойством.
Александра Певзнер выстроила процесс непрерывного содержательного общения героев, и актерский дуэт Максима Орехова и Виталия Сазонова крепко держит внимание зрителей.
Питер Орехова — слегка мешковатый, вяловатый и податливый человек, в противоположность ему Джерри Сазонова — ловкий, импульсивный, «упругий», находящийся в постоянном движении. Питер по природе пассивный и робкий тип, а Джерри — катализатор перемен в их диалоге, провоцирующий, раскачивающий ситуацию.
Когда герою Сазонова удается вытащить Питера из «скорлупы», тот расслабляется, начинает открываться, признаваться, жаловаться и т. д., его пластика меняется — становится текучей, он доверяется собеседнику, забывая об условностях, о сдержанности добропорядочного обывателя (ложится на скамью, укладывает голову на колени случайному встречному, как будто это его близкий друг).
Джерри Сазонова — герой трудноопределимый. В нем всегда чувствуется второе или даже третье дно. Это смятенный, отчаявшийся герой, носящий маску «пофигиста», неуязвимого и полного иронии ко всему. На самом деле, Джерри — смертельно раненый сердечной болью человек, не имеющий надежды выжить в этом мире. Задирая, провоцируя Питера, усыпляя его «бдительность» всяческой болтовней, он, тем не менее, постоянно транслирует невероятно сильную тревожность, которая в итоге разрешается в трагический финал. Он и ожидаем, и совершенно непредсказуем одновременно — так играет В. Сазонов.
Актеры существуют психологически подробно и объемно, за ними очень интересно следить. Спектакль производит сильное впечатление и художественностью формы, и богатством содержательных ассоциаций, и неподдельной искренностью.
Александра Певзнер выстроила процесс непрерывного содержательного общения героев, и актерский дуэт Максима Орехова и Виталия Сазонова крепко держит внимание зрителей.
Питер Орехова — слегка мешковатый, вяловатый и податливый человек, в противоположность ему Джерри Сазонова — ловкий, импульсивный, «упругий», находящийся в постоянном движении. Питер по природе пассивный и робкий тип, а Джерри — катализатор перемен в их диалоге, провоцирующий, раскачивающий ситуацию.
Когда герою Сазонова удается вытащить Питера из «скорлупы», тот расслабляется, начинает открываться, признаваться, жаловаться и т. д., его пластика меняется — становится текучей, он доверяется собеседнику, забывая об условностях, о сдержанности добропорядочного обывателя (ложится на скамью, укладывает голову на колени случайному встречному, как будто это его близкий друг).
Джерри Сазонова — герой трудноопределимый. В нем всегда чувствуется второе или даже третье дно. Это смятенный, отчаявшийся герой, носящий маску «пофигиста», неуязвимого и полного иронии ко всему. На самом деле, Джерри — смертельно раненый сердечной болью человек, не имеющий надежды выжить в этом мире. Задирая, провоцируя Питера, усыпляя его «бдительность» всяческой болтовней, он, тем не менее, постоянно транслирует невероятно сильную тревожность, которая в итоге разрешается в трагический финал. Он и ожидаем, и совершенно непредсказуем одновременно — так играет В. Сазонов.
Актеры существуют психологически подробно и объемно, за ними очень интересно следить. Спектакль производит сильное впечатление и художественностью формы, и богатством содержательных ассоциаций, и неподдельной искренностью.
(кандидат искусствоведения, театральный критик, декан театроведческого факультета РГИСИ, редактор "Петербургского театрального журнала")
рецензия от Евгении Эдуардовны Тропп
